ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
Tsaariperhe

TSAARI NIKOLAI II ja ALEKSANDRA
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!






КОНТАКТЫ
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
Anna_ja_perhe





ЦАРСКИЕ ДЕТИ


       «Дети Их Величеств были горячие патриоты; они обожали Россию и все русское и говорили плохо на иностранных языках. Старшие говорили лишь недурно по-английски, с маленькими же Императрица говорила по-русски.
       ...Их Величества всегда говорили между собой по-английски; семья Ее Величества и ее брат, Великий Герцог, говорили также по-английски.
       Дети между собой говорили только по-русски. Алексей Николаевич последние годы заговорил по-французски, так как всегда был вместе с Mr. Gilliard.
       Императрица часами проводила в классной, руководя занятиями своих детей. Она учила их рукоделию. Лучше других работала Великая Княжна Татьяна Николаевна. У нее были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сестрам блузы, вышивала, вязала и великолепно причесывала свою мать, когда девушки отлучались.
       Физически они были воспитаны на английский манер: спали в больших детских, на походных кроватях, почти без подушек и мало покрытые. Холодная ванна по утрам и теплая каждый вечер. Великие Княжны выросли простые, ласковые, образованные девушки, ни в чем не выказывая своего положения в обращении с другими.
       /.../Ольга и Мария Николаевны были похожи на семью отца и имели чисто русский тип. Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение было для нее шуткой, почему она иногда ленилась. Характерными чертами у нее были сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чем она походила на мать. Эти прекрасные качества были у нее с детства, но ребенком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; впоследствии она умела себя сдерживать. У нее были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздернутый нос, походивший на Государя.
       Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны были тоже обе белокурые. У Марии Николаевны были замечательные лучистые глаза: она была бы красавицей, если бы не толстые губы, девочкой она была очень полной. У нее был сравнительно мягкий характер, и она была добрая девушка.
       Все эти три Великие Княжны шалили и резвились как мальчики и манерами напоминали Романовых. Анастасия Николаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками, и усмотреть за ней бывало нелегко.
       Татьяна Николаевна была в мать - худенькая и высокая. Она редко шалила, и сдержанностью и манерами напоминала Государыню. Она всегда останавливала сестер, напоминала волю матери, отчего они постоянно называли ее «гувернанткой». Родители, казалось мне, любили ее больше других. Государь говорил мне, что Татьяна Николаевна напоминает ему Государыню. Волосы у нее были темные, глаза темно-серые, Мне также казалось, что Татьяна Николаевна была очень популярна: все ее любили - и домашние, и учителя, и в лазаретах. Она была самая общительная и хотела иметь подруг. Но Императрица боялась дурного влияния светских барышень и даже не любила, когда ее дети виделись с двоюродной сестрой - Ириной Александровной. Впрочем, они не страдали от скуки».
       (Из воспоминаний А.А. Вырубовой «Страницы из моей жизни»).
       
       «Далекими кажутся мне годы, когда подрастали Великие Княжны, и мы, близкие, думали о их возможных свадьбах. За границу уезжать им не хотелось, дома же женихов не было. С детства мысль о браке волновала Великих Княжон, так как для них он был связан с отъездом за границу.
       Особенно же Великая Княжна Ольга Николаевна и слышать не хотела об отъезде с Родины. Вопрос этот был больным местом для нее, и она почти враждебно относилась к иностранным «женихам».
       (Из воспоминаний А.А. Вырубовой «Страницы из моей жизни»).
       
       «В конце мая месяца при Дворе разнесся слух о предстоящем обручении Великой Княжны Ольги Николаевны с принцем Карлом Румынским. Ей было тогда восемнадцать с половиною лет. Родители с обеих сторон, казалось, доброжелательно относились к этому предположению, которое политическая обстановка делала желательным...
       В начале июля, когда мы были однажды наедине с Ольгой Николаевной, она вдруг сказала мне со свойственной ей прямотой, проникнутой той откровенностью и доверчивостью, которые дозволяли наши отношения, начавшиеся еще в то время, когда она была маленькой девочкой:
       -Скажите мне правду, вы знаете, почему мы едем в Румынию?
       Я ответил ей с некоторым смущением:
       -Думаю, что это акт вежливости, которую Государь оказывает румынскому Королю, чтобы ответить на его прежнее посещение.
       -Да, это, быть может, официальный повод, но настоящая причина... Ах, я понимаю, вы не должны ее знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят и, что вы ее знаете.
       Когда я наклонил голову в знак согласия, она прибавила:
       -Ну, так вот! Если я этого не захочу, этого не будет. Папà мне обещал не принуждать меня, а я не хочу покидать Россию.
       -Но вы будете иметь возможность возвращаться сюда всегда, когда вам это будет угодно.
       -Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!».
       (Пьер Жильяр, «Из воспоминаний об Императоре Николае II и его семье»).
       
       «Ее Величество говорила с ними по-английски, Государь - исключительно по-русски. С окружающими Императрица говорила или по-французски, или по-английски; она говорила по-русски последнее время довольно свободно, но только с теми, кто не знал других языков.
       В течение всего времени, что я жил общей жизнью с Императорской Семьей, мне ни разу не привелось слышать, чтобы кто-либо из ее членов говорил по-немецки иначе, как вынужденный обстоятельствами: во время приемов, с приглашенными и т. д.».
       (Пьер Жильяр, «Из воспоминаний об Императоре Николае II и его Семье»).
       
       «Жизнь Княжон не была ни веселой, ни разнообразной. Воспитывались они в строгом патриархальном духе, в глубокой религиозности. Это и воспитало в них ту веру, ту силу духа и смирения, которые помогли им безропотно и светло вынести тяжелые дни заточения и принять мученическую смерть.
       Государыня не позволяла Княжнам ни одной секунды сидеть без дела. Они должны были быть всегда занятыми, всегда находиться в действии. Чудные работы и вышивки выходили из-под их изящных, быстрых ручек.
       Внешне однообразную свою жизнь Княжны наполняли веселием своих жизнерадостных и живых характеров. Они умели находить счастье и радость в малом. Они были юны не только своими годами, но были юными в самом глубоком смысле этого слова; их радовало все: солнце, цветы, каждая минута, проведенная с отцом, каждая короткая прогулка, во время которой
       они могли посмотреть на толпу; они радовались каждой улыбке незнакомых им прохожих; они сияли всем лаской и яркими красками цветущих русских лиц.
       Везде, где они появлялись, звучал их веселый звонкий смех. Никто и никогда не чувствовал себя с ними стесненно, их простота делала всех такими же простыми и непринужденными, какими они были сами.
       Я никогда не забуду, как один молодой солдат и старенький мужичок (наверное, его отец) смотрели на проезжавших Княжон. Мужичок говорил старческим, растроганным голосом: «Теперь, когда их, родимых, увидал, и помереть можно, Ей-Богу. А как хороши-то, сердечные... Какие ласковые... Точно солнышко ясное прокатило... А кланялись-то как, точно знают меня... умереть бы теперь, не сходя с этого места...». Это было на широкой снежной поляне, недалеко от Феодоровского собора, под звон колоколов.
       (Из воспоминаний С.Я. Офросимовой «Царская Семья»).
       
       «Обстоятельства рано приучили всех четырех довольствоваться самими собой и своею природной веселостью. Как мало молодых девушек без ропота удовольствовалось бы таким образом жизни, лишенным всяких внешних развлечений!
       Единственную отраду его представляла прелесть тесной семейной жизни, вызывающей в наши дни такое пренебрежение».
       (Пьер Жильяр, «Из воспоминаний об Императоре Николае II и его семье»).
       
       «Их Высочества жили обычной размеренной жизнью и никогда не кичились происхождением. Их Высочества поднимались рано и вскоре принимались за уроки. После утренних уроков, а также между ленчем и чаем; они гуляли с отцом. Разговаривали на русском, на английском, немного на французском языках. На немецком не разговаривали никогда.
       Хотя они хорошо танцевали, возможность для этого представлялась им редко - разве только когда Императорская Семья отправлялась в Крым, где княгиня Мария Барятинская устраивала для них танцевальные вечера.
       Движущим стимулом в жизни этих очаровательных существ была любовь к семье. Ни о чем другом, как о домашнем очаге, они и не думали.
       Объектами их привязанности были родители, брат и немногие друзья. На первом месте у них стояли Их Величества.
       Первое, что неизменно спрашивали дети, как мы их называли, было: «А папa` это понравится?»; «Как ты полагаешь, мамá это одобрит?».
       К родителям обращались просто - «мамá» и «папá».
       (Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная царица»).
       
       «Изредка в Ливадии давались балы, отличавшиеся своей простотой и непринужденностью. Зимой 1913-14 года один маленький бал для подростков был дан у Великой княгини Марии Павловны старшей, куда был приглашен мой старший брат, бывший в то время камер-пажем Великой княгини Виктории Федоровны.
       Ему очень хотелось танцевать с Великими Княжнами, но он считал невозможным приглашать их сам, думая, что, если им угодно будет, они его пригласят. Раз его пригласила княжна Надежда Петровна, дочь Великого Князя Петра Николаевича, Великие же Княжны - ни разу. Он был очень огорчен этим, а на следующий день Великие Княжны выразили неудовольствие моему отцу, так как они считали, что брат нарочно обходил их, Великих Княжон.
       По их необычайной скромности им не могло прийти в голову, что мой брат считал невозможным и неприличным первым подходить к ним, и они приняли это как знак пренебрежения».
       (Из воспоминаний Т.Мельник (Боткиной).
       
       «В одной из зал Екатерининского дворца был устроен большой склад. ...Сюда почти ежедневно приезжали и Великие Княжны. /.../ В моем воображении я снова вижу их, сидящими напротив меня, как и в то далекое время.
       Наискось от меня сидит Великая Княжна Ольга Николаевна. ...Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и любовно склоняется над простой солдатской рубашкой, которую шьет... Она вся ясная и радостная. Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из ее учителей:
       «У Ольги Николаевны хрустальная душа».
       Направо от меня сидит Великая Княжна Татьяна Николаевна. Она Великая Княжна с головы до ног, так она аристократична и царственна. ... Профиль ее безупречно красив, он словно выточен из мрамора резцом большого художника. Своеобразность и оригинальность придают ее лицу далеко расставленные друг от друга глаза.
       Ей больше, чем сестрам, идет косынка сестры милосердия и красный крест на груди. Она реже смеется, чем сестры. Лицо ее иногда имеет сосредоточенное и строгое выражение. В эти минуты она похожа на мать. На бледных чертах ее лица следы напряженной мысли и подчас даже грусти.
       Я без слов чувствую, что она какая-то особенная, иная, чем сестры, несмотря на общую с ними доброту и приветливость. Я чувствую, что в ней свой целый замкнутый и своеобразный мир.
       Рядом с ней сидит Великая Княжна Мария Николаевна. Ее смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу.
       Напротив меня сидит Великая Княжна Анастасия Николаевна. Ее хорошенькое личико полно живости и лукавства. Ее быстрые глазки всегда сверкают неудержимым весельем и задором, они неустанно зорко высматривают, где бы ей нашалить. Они ничего не пропускают из происходящего вокруг, они все подмечают, а острый, подчас беспощадный язычок рассказывает обо всем виденном. Всюду, где она появляется, загорается неудержимая жизнь и звучит веселый смех. При ней «даже раненые пляшут», по собственному ее выражению».
       (Из воспоминаний С.Я. Офросимовой «Царская Семья»).
       
       «Великая Княжна Ольга Николаевна любила проводить время за книгами и рукоделием, хозяйством интересовалась мало. Также любила музыку и пение. Писала дневники и стихотворения. Характер ее мягкой и доброй души был более похож на характер отца; также и наружным своим видом она больше походила на отца, чем на мать. Это была дочь отца.
       Но не такова была Великая Княжна Татиана Николаевна, эта была дочь матери и ее любимица. Она больше всех походила на мать и ближе всех была к ней, унаследовав от нее характер и душевный строй убеждений. Татиану Николаевну слушались не только прислуга, но сестры и Цесаревич, который больше всех боялся матери, а после матери Татианы Николаевны; хотя они и любили его безгранично, но вместе с сим и держали в строгих руках.
       Татиана Николаевна была главной помощницей матери по хозяйству и воспитанию младших детей. Она также, как и мать, праздности не терпела, стараясь все время быть занятой. Ростом она была выше всех своих сестер, а также отличалась твердостью характера и самостоятельностью. Пред ней все в семье склонялись и вместе с сим искренно уважали.
       В обращении с прислугой она была внимательна, ласкова, вежлива, благородна, но очень редко разговаривала, вполне сознавая свое
       высокое положение дочери Императора. Как в духовно-религиозной жизни, так и во всех своих действиях и приемах брала пример с матери, которую беспредельно любила и была ей не только любимой дочерью, но и душевным другом.
       Великая Княжна Мария Николаевна унаследовала во всех отношениях, как внешних, таки внутренних, все качества своего деда Императора Александра III. Крепость телосложения была у нее мужественная при совокупности редкой красоты. Она обладала большой силой, так что когда Цесаревич Алексей Николаевич был болен и нуждался в передвижении, то Мария Николаевна носила его как малого ребенка.
       Характер этой девочки был весьма любвеобильный, сострадательный и миролюбивый. Никого она никогда не оскорбляла, а старалась всегда всех мирить. Это была юная миротворица. Простота ее была необыкновенная, и
       вела она себя просто, как простая русская девушка, видя в каждом человеке брата и сестру.
       Своим веселым видом и остроумным шутливым разговором Мария Николаевна всех приводила из мрачного настроения в веселое. Она умела копировать поступки и выходки других и передавать их, когда нужно при разговоре, дабы унылого собеседника развеселить.
       С этой Царственной девочкой не было скучно и своим, и чужим. Она умела развлечь и развеселить скорбящего и унылого, за что все ее любили и уважали. Хозяйством она хотя не увлекалась, но помогала своей сестре Татиане Николаевне, оказывая ей полное послушание.
       Дворцовая прислуга больше всех детей любила Марию Николаевну за ее искреннюю простоту и любовь ко всем. Она была неизменной заступницей за провинившихся пред отцом и матерью.
       Она дружила с А.А. Вырубовой, делая с ней совместно много дел христианского милосердия. Эта юная Царевна была для всех светлым ангелом любви. Пред ее просьбами было трудно устоять не только любвеобильному Царю, но и Царице с адамантовой силой воли.
       Невольно припоминается мне один из многих случаев ее дел
       любви и сострадания. Во время Царского юбилейного путешествия в 1913 году в одном из посещаемых Государем монастырей Владимирской епархии Мария Николаевна заметила больную старицу схимонахиню, сидящую в кресле далеко в стороне; во время молебна она, видимо, попросила отца подойти к этой страдалице и утешить ее.
       Кончился молебен. Государь пошел из храма, но неожиданно для всех сворачивает с дороги в сторону и подходит к больной схимонахине, которая от нечаянной радости заплакала. Государь поговорил с больной, ободрил и просил от нее благословения и молитв. Схимонахиня пришла в полное замешательство и не решалась на такое дерзновенное дело, как благословение Помазанника Божия.
       Государь успокоил растерявшуюся старицу и вторично просил ее благословения. Она, наконец, благословила его, как мать благословляет сына, и Государь поцеловал у нее руку. По примеру отца поступили и дети. Старица от духовного восторга умильно плакала слезами радости; виновница сего Мария Николаевна торжествовала, что имела возможность порадовать больную страдалицу скорбей беспросветных.
       Так эта юная Царевна с жизнерадостным лицом и любвеобильным сердцем всюду вносила радость, мир и утешение, являясь для всех ангелом утешения. Своими делами и поступками она напомнила не только своего дедушку Царя-Миротворца, но и прабабушку - Императрицу Марию Александровну, отличавшуюся добротой и сострадательностью к страждущим и обремененным судьбой.
       Когда Великие Княжны посещали детские приюты, то здесь вели себя с детьми-сиротами как с родными, без брезгливости целуя и лаская их. Приход их в приют столько вносил с собою ласки и привета, что дети в восторге радости кидались обнимать их, целуя руки, толпясь около них. Дети своим чутким сердцем ощущали в них чистую, искреннюю, нежную к ним любовь.
       Детское сердце не обманывает.
       Великая Княжна Анастасия Николаевна была еще совершенно юной девочкой, а потому трудно определить ее характер и душевный облик. Она как оранжерейный цветочек только распускалась, а неумолимая судьба не дала возможности ей расцвести. Она росла полненьким пухленьким ребенком, весело резвясь, не предвидя грядущего испытания.
       Она была резвее своих сестер, в то же время имела хорошие способности, но временами ленилась в учении. Это обычное явление у способных детей. Наружным видом она больше походила на своего отца и бабушку Императрицу Марию Феодоровну. Замечалось, что в ее детской душе таились добрые задатки искренности и откровенности.
       Анастасия Николаевна своей искренностью утешала своих родителей, которым мало приходилось видеть этих благородных качеств среди окружающих людей».
       (Из книги игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик»).
       
       «5 марта 1910 года.
       Моя любимая, дорогая милая Мамá, мне очень радостно, что завтра я приму Тело Господне и Его Кровь. Это очень хорошо. Пожалуйста, прости меня, что я не всегда слушаю тебя, когда ты мне что-то говоришь. Сейчас я постараюсь слушать всех и особенно моих дорогих Папу и Маму. Пусть Бог благословит моих милых Папу и Маму. Нежно вас целую. Ваша любящая, преданная и благодарная за все дочь Татьяна.
       28 ноября 1911 года, Ливадия.
       Моя дорогая, родная, милая Мамá, я прошу прощения за то, что не слушаю тебя, спорю с тобой, - что я непослушная. Сразу я никогда ничего не чувствую, а потом ощущаю себя такой грустной и несчастной оного, что утомила тебя, потому
       что тебе все время приходилось мне все повторять.
       Пожалуйста, прости меня, моя бесценная Мамочка. Сейчас я действительно постараюсь быть как можно лучше и добрее, потому что я знаю, как тебе не нравится, когда одна из твоих дочерей не слушается и плохо себя ведет.
       Я знаю, как это ужасно с моей стороны плохо себя вести, моя дорогая Мамá, но я на самом деле, милая моя, буду стараться вести себя как можно лучше, и никогда не утомлять тебя, и всегда слушаться с первого слова.
       Прости меня, дорогая. Пожалуйста, напиши мне только одно слово, что ты меня прощаешь, и тогда я смогу пойти спать с чистой совестью. Да благословит тебя Бог всегда и повсюду! Никому не показывай это письмо. Поцелуй от твоей любящей, преданной, благодарной и верной дочери Татьяны.
       1 января 1909 года.
       Моя милая маленькая Ольга, пусть новый 1909 год принесет тебе много счастья и всяческие блага. Старайся быть примером того, какой должна быть хорошая, маленькая, послушная девочка. Ты у нас старшая и должна показывать другим, как себя вести.
       Учись делать других счастливыми, думай о себе в последнюю очередь. Будь мягкой, доброй, никогда не веди себя грубо или резко. В манерах и речи будь настоящей леди. Будь терпелива и вежлива, всячески помогай сестрам. Когда увидишь кого-нибудь в печали, старайся подарить солнечной улыбкой.
       Ты бываешь такой милой и вежливой со мной, будь такой же и с сестрами. Покажи свое любящее сердце. Прежде всего, научись любить Бога всеми силами души, и Он всегда будет с тобой. Молись Ему от всего сердца. Помни, что Он все видит и слышит. Он нежно любит Своих детей, но они должны научиться исполнять Его волю. Я нежно целую тебя, милое дитя, и с любовью благословляю. Пусть Бог пребудет с тобой и хранит тебя Пресвятая Богородица. Твоя старая Мамá».
       (Из переписки Императрицы Александры Феодоровны с Великими Княжнами).
       
       «Около пяти часов к моему отцу приходила Ее Величество, которой он ежедневно выслушивал сердце. К этому времени мой отец всегда просил нас подать ему вымыть руки, что мы и делали, наливая воду в стеклянную чашку, которую Великие Княжны называли «простоквашницей».
       Однажды, уже после нашего отъезда, мой отец попросил сидевшую у него Великую Княжну Анастасию Николаевну выйти в коридор и позвать лакея.
       «Вам зачем?» - «Я хочу вымыть руки». - «Так я вам подам». На протесты моего отца она сказала: «Если это ваши дети могут делать, то отчего я не могу?». Моментально завладев «простоквашницей», она начала усердно помогать моему отцу мыть руки.
       Вообще простота и скромность были отличительными чертами Царской Семьи. Великие Княжны говорили: «Если вам не трудно, то мамá просит вас прийти». «Мой отец всегда говорил нам, что любит Их Высочества не меньше нас, своих детей. Рассказывал, как трогательно они дружны между собой, как, в особенности, Анастасия Николаевна любит Ольгу Николаевну, всюду ходит за ней и с уважением и нежностью целует у нее руки: как они просты в своей одежде и в образе жизни, так что Алексей Николаевич донашивал старые ночные рубашки своих сестер».
       (Из воспоминаний Т.Мельник (Боткиной).
       
       «Они не придавали значения своему Царскому положению, болезненно воспринимая высокопарное обращение.
       Однажды, на заседании комиссии по делам благотворительности, я должна была обратиться к Великой Княжне Татьяне Николаевне как к президенту этой комиссии и, естественно, начала: «Если это будет угодно Вашему Царскому Высочеству...». Она посмотрела на меня с изумлением и, когда я села рядом с ней, наградила меня пинком под столом и прошептала: «Ты что, с ума сошла, так ко мне обращаться?».
       Пришлось мне поговорить с Императрицей, чтобы убедить Татьяну, что в официальных случаях такое обращение необходимо».
       (Из воспоминаний фрейлины баронессы С. Буксгевден).
       
       «Когда ей было 20 лет, Великая Княжна Ольга Николаевна получила право распоряжаться частью своих денег, и первая ее просьба была разрешить ей оплатить лечение ребенка-инвалида. Выезжая на прогулки, она часто видела этого ребенка, ковыляющего на костылях, и слышала, что его родители были слишком бедными, чтобы платить за его лечение. С этой целью она немедленно начала откладывать свое небольшое ежемесячное содержание».
       (Из книги «Царские дети», М., 1999 г.).
       
       «Вся семья жила в большой дружбе между собой и находила внутри себя любовь и твердость переживать и с терпением и кротостью переносить наступившие для нее дни тяжелого угнетения и унижения, а порой и оскорбления.
       Из детей наиболее сильной волею и твердостью характера отличалась Великая Княжна Татьяна Николаевна. Госпожа Битнер говорит, что «если бы семья лишилась Александры Феодоровны, то «крышей» для нее была бы Татьяна Николаевна.
       ...Это была девушка вполне сложившегося характера, прямой, честной и чистой натуры: в ней отмечалась исключительная склонность к установлению порядка в жизни и сильно развитое сознание долга.
       Она ведала за болезнью матери, распорядками в доме, заботилась об Алексее Николаевиче и всегда сопровождала Государя на его прогулках, если не было Долгорукова. Она была умная, развитая: любила хозяйничать и, в частности, вышивать и гладить белье».
       Великая Княжна Ольга Николаевна представляла собою типичную хорошую русскую девушку с большой душой. На окружающих она производила впечатление своей ласковостью, своим «чарующим», милым обращением. Со всеми она держала себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно. Она не любила хозяйства, но любила уединение и книги. Она была развитая и очень начитанная; имела способности к искусствам: играла на рояле, пела и в Петрограде училась пению, хорошо рисовала.
       Она была очень скромной и не любила роскоши. Битнер говорит: «Мне кажется, она гораздо больше всех в семье понимала их положение и сознавала опасность его. Она страшно плакала, когда уехали отец с матерью из Тобольска». «Бывало, она смеется, а чувствуется, что ее смех только внешний, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно».
       Великая Княжна Мария Николаевна была самая красивая, типично русская, добродушная, веселая, с ровным характером, приветливая девушка. Она любила и умела поговорить с каждым, в особенности с простым человеком.
       Во время прогулок в парке вечно она, бывало, заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько ребятишек, сколько земли и т. п.
       Во время ареста она сумела расположить к себе всех окружающих, не исключая и комиссаров Панкратова и Яковлева, а в Екатеринбурге охранники-рабочие обучали ее готовить лепешки из муки без дрожжей.
       Великая Княжна Анастасия Николаевна, несмотря на свои 17 лет, была еще совершенным ребенком. Такое впечатление она производила главным образом своей внешностью и своим веселым характером. Она была низенькая, очень плотная, «кубышка», как дразнили ее сестры.
       Ее отличительной чертой было подмечать слабые стороны людей и талантливо имитировать их. Это был природный, даровитый комик. Вечно, бывало, она всех смешила, сохраняя деланно серьезный вид. В семье ее прозвали комичной кличкой «Швибз».
       Про всех Великих Княжон вместе полковник Кобылинский говорит: «Все они, не исключая и Татьяны Николаевны, были очень милыми, симпатичными, простыми, чистыми, невинными девушками.
       Они в своих помыслах были куда чище очень многих современных девиц и гимназисток даже младших классов гимназии».
       (Из воспоминаний М. К. Дитерихса «В своем кругу».).


© Copyright: tsaarinikolai.com