ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!
КОНТАКТЫ
|
ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
|
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА! КОНТАКТЫ |
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
|
|
Пасху 1917 г. Императорская семья встретила в заточении в Александровском дворце Царского Села, где, по приказу А.Ф. Керенского, общение членов семьи было ограничено встречами за столом, значительно сократилось число приближенных, которые присутствовали на Богослужении и разделяли Пасхальную трапезу Царской семьи. В Светлое Воскресенье Александра Федоровна "давала им фарфоровые яйца, сохранившиеся из прежних запасов. Всего было 135 человек".  Под арестом в Царском Селе. Справа охрана 1917 «Жизнь Царственных узников в родном Дворце назвать спокойной нельзя было. Солдаты охраны, хоть и не все, зачастую вели себя крайне неуважительно, а иногда и просто грубо и скверно, вплоть до непристойностей. Керенский приехал на двенадцатый день по возвращении арестованного в Могилеве Царя и насильно разлучил Государыню с верными подругами: Вырубовой и Ден. Затем, спустя пять дней, приехал снова и заявил, что принужден разлучить Государя с Государыней: они видеться будут лишь за столом и при условии, что разговаривать будут только по-русски и не касаясь прошлого. Это было в Страстной Понедельник. На Страстной Четверг революционные активисты города Царское Село устроили похороны «жертв революции», в подражание Петрограду, где такое же (массовое, вошедшее в историю) мероприятие прошло за неделю до того. «Жертвы революции» вовсе не являлись «защитниками свободы», это было несколько погибших во время февральских безпорядков в Царском Селе, в частности, при разгроме винных лавок. Хоронили их, с очевидными издевкой и вызовом, прямо напротив круглого зала Александровского дворца, с речами и безконечными маршем Шопена и «Марсельезой». Вдруг налетевший шквал непогоды — в ответ на молитвы узников, как им верилось — разогнал нечестивое сборище. Зная о том, что похороны будут устроены возле Дворца в Великий Четверг, Семья решила исповедоваться в Великую Пятницу, с тем, чтоб причаститься в Субботу. Исповедовал и совершал Богослужения протоиерей Афанасий Беляев, бывший в то время настоятелем Федоровского собора в Царском Селе. Ни собор, ни дорогую Августейшим сестрам милосердия Знаменскую церковь Царской Семье посещать не разрешалось.  Протоиерей Афанасий Беляев Богослужения совершались в домовой церкви Александровского дворца, оборудованной в одном из залов, где просто был поставлен походный Иконостас 1812 года (он и сейчас хранится в Эрмитаже). Приглашенный на Великие дни во Дворец, священник и сам оказался в заточении и (после Пасхи) принужден был настойчиво напоминать о себе, чтобы вернуться к своим основным обязанностям. Дневники отца Афанасия, относящиеся ко времени его пребывания в Александровском Дворце, опубликованы в журнале «Исторический архив» (1993, №1). Подробные выдержки из этого безценного документа приведены и в первом томе двухтомного издания «Дневников Николая II и Императрицы Александры Федоровны 1917–1918» (М., «Вагриус», 2008 г.). «В 2 часа, — пишет отец Афанасий о Великой Пятнице, — началась Вечерня и вынос Плащаницы на средину храма. Место для Плащаницы убрали коврами, принесли целые кусты белой и красной сирени, множество роз и сделали чудную изящную картину из живых цветов. …Их Величества, две Княжны (Татьяна и Анастасия — А.М.) и свита явились в глубоком трауре — все в черных платьях. Вечерня прошла чинно и довольно торжественно». Отец Афанасий сказал слово на вынос Плащаницы, в котором особое внимание уделил состоянию Богооставленности Спасителя на Кресте: «Ужасное состояние… Чувствовать, видеть себя в невыносимую минуту скорби оставленным от Бога. … Любовь Божественная все это сделала для того, чтобы всех страждущих, гонимых…привлечь к себе. О, Господи, Спаситель мой! Какое утешение вливаешь Ты в пораженное сердце мое…. Я чувствую глубоко, что при всех скорбях своих я не один. Ты, Господи, со мною». Многие плакали. Государь, после исповеди, сказал священнику, что это слово произвело на него глубокое впечатление. Вечером батюшка был приведен в детские комнаты для исповеди больных. Он записал: «Какие удивительные по-Христиански убранные комнаты. У каждой Княжны в углу комнаты устроен настоящий иконостас, наполненный множеством икон разных размеров с изображениями особенно чтимых святых угодников. … Для выслушания молитв перед исповедью все четверо детей были в одной комнате, где лежала на кровати больная Ольга Николаевна. Алексей Николаевич сидел в креслах, одетый в голубой халатик, обшитый по краям узорчатою тесьмою. Мария Николаевна полулежала в большом кресле, которое было устроено на колесах, и Анастасия Николаевна легко их передвигала. … Как шла исповедь — говорить не буду. Впечатление получилось такое: дай, Господи, чтоб и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего Царя».  Домовая церковь Александровского Дворца Приближенные исповедовались также в Великую Пятницу. Первой выпало идти на исповедь фрейлине Государыни, баронессе Буксгевден. К её удивлению, за ней в часовню последовал и солдат охраны. Ей пришло в голову, что он хочет прослушать исповедь Царской Четы, а начать решил с неё. Вежливые просьбы удалиться на солдата не действовали. Баронесса потребовала позвать офицера охраны. Громко ругаясь, солдат сходил за офицером, который решил вопрос в пользу фрейлины. Этот случай вполне характерен для той атмосферы, в которой жили тогда Царственные узники. Впрочем, рассказывая о шествии по Дворцу во время погребении Плащаницы, София Буксгевден пишет: «Солдаты, дежурившие в этот день во Дворце, были настроены не слишком воинственно. Некоторые из них стояли в пустых залах, наблюдая за процессией в полном молчании — без каких-либо комментариев или насмешек». Царская Чета и Татьяна Николаевна исповедовались уже после погребения Плащаницы в молельне, примыкавшей к спальне Их Величеств. Отец Афанасий пишет: «Комната-молельня очень маленькая и сверху донизу увешана и уставлена иконами, перед иконами горят лампады. В углу, в углублении, стоит особенный иконостас с точеными колонками и местами для известных икон, перед ним поставлен складной аналой, на котором положено и старинное напрестольное Евангелие и Крест, и много Богослужебных книг. Принесенные мною Крест и Евангелие я не знал, куда положить, и положил тут же на лежащие книги. После прочтения молитв Государь с супругою ушли, осталась и исповедовалась Татьяна Николаевна. За нею пришла Государыня взволнованная, видимо, усердно молившаяся и решившаяся по Православному чину, с полным сознанием величия Tаинства, исповедать перед Святым Крестом и Евангелием болезни сердца своего. За нею приступил к исповеди и Государь. Исповедь всех троих шла час двадцать минут». Отец Афанасий был тронут до глубины души тем, что «удостоился, по милости Божией, стать посредником между Царем Небесным и земным». Он пишет о Государе: «…И вот ныне, смиренный раб Божий Николай, как кроткий агнец, доброжелательный ко всем врагам своим, не помнящий обид, молящийся усердно о благоденствии России, верующий глубоко в её славное будущее, коленопреклоненно, взирая на Крест и Евангелие, в присутствии моего недостоинства, высказывает Небесному Отцу сокровенные тайны своей многострадальной жизни…». Примечательно, что желая преподать отверженному Царю слово утешения и успокоения, отец Афанасий с сокрушением заговорил о… конституции! Мол, надо было дать её своевременно и тем «исполнить желание народа». Мы можем представить, таким образом, как сильно мечта о новом укладе жизни проникла тогда в сердца соотечественников. Потом был и общий разговор священника с Царской Четой. Он был родственником духовника Царской семьи, отца Александра Васильева, тяжело заболевшего в те дни, и супруги расспрашивали о нем, просили передать ему привет; Государь сказал: «Мы все его так горячо полюбили». Беседовали также и о семейной жизни. Здесь нужно заметить, что на Пасху было сделано послабление, и Государю разрешили быть вместе с супругой.  Походный иконостас 1812 года В Субботу вся семья причастилась. Первым к Чаше подошел Государь. Давая ему Святые Дары, отец Афанасий громко и внятно сказал: «Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога нашего Иисуса Христа причащается раб Божий благоверный Николай Александрович во оставление грехов своих и в жизнь вечную». Так же было сказано и Александре Федоровне. Татьяна и Анастасия причастились в церкви, а остальных детей батюшка причастил в их комнатах, пройдя туда, не разоблачаясь, после Литургии, со Святою Чашей. «Ровно в половине двенадцатого часа, — рассказывает отец Афанасий, — пришел Государь с супругою и две Княжны и вся свита. Я поторопился начать Утреню, открыл Царские врата и пошел раздавать свечи. Беря свечу, Государь спросил, не рано ли начинать службу, ещё нет 12 часов. Тогда я ушел в алтарь и начал совершать Проскомидию, а без 10 минут 12 сделал возглас: «Благословен Бог наш», певчие запели «Аминь» и «Воскресение Твое Христе Спасе». Начался Крестный ход: впереди фонарь, за ним запрестольный Крест, хоругви, икона Bоскресения Христова, певчие в своих малиновых одеждах, причт в светлых пасхальных ризах Царская семья, свита и все служащие. Выйдя из церковного зала, обошли кругом зала круглого и вернулись к запетым дверям церковным, где и остановились. Началась Христовская Пасхальная Утреня».  Пасхальная открытка Алексея Николаевича другу, Николаю Деревенко П. Жильяр пишет так: «Служба продолжается до двух часов, после чего все идут в библиотеку для обычных поздравлений. Государь, по русскому обычаю, Xристосуется со всеми присутствующими мужчинами, включая коменданта Дворца и караульного офицера, который остался при нем. Оба не могут скрыть волнения, которое вызвало в них это непосредственное движение Государя. / Потом все садятся за круглый стол для пасхального разговенья. Их Величества сидят друг против друга… После сравнительного оживления, которое начало быстро падать, разговоры замирают». Баронесса София Буксгевден вспоминала: «В церкви Их Величествам пришлось стоять на некотором удалении друг от друга, а за ужином присутствовали комендант и офицеры охраны. Ужин прошел в атмосфере полной подавленности». Пасхальная трапеза продолжалась не более получаса». В Светлое Воскресенье Государь записал в дневнике: «День стоял лучезарный, настоящий праздничный». Андрей Мановцев. «Пасха 1917 года в Царском Селе». |