ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
Tsaariperhe

TSAARI NIKOLAI II ja ALEKSANDRA
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!






КОНТАКТЫ
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
Anna_ja_perhe





ЦЕСАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ


Любимцем всей семьи, как родителей, так и сестер, да и вообще всех людей, соприкасавшихся с Царской Семьей во время ареста, был Наследник Цесаревич Алексей Николаевич. Он поразительно располагал к себе всех своей непосредственностью, непринужденностью обращения, приветливостью, веселостью и простотой. Даже Янкель Юровский в Ипатьевском доме проявлял к Алексею Николаевичу признаки расположения и занимался с ним беседами или играл с ним в его игрушки. Это был умный, способный мальчик, но по развитию еще совершенно ребенок».

(Из воспоминаний М. К. Дитерихса «В своем кругу».).


«Он (Наследник Алексей Николаевич - сост.) был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим: никто не видел от него заносчивости и резкого обращения. Он особенно

скоро и горячо привязывался именно к простым людям.

Любовь его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат.

...Часто у него вырывалось восклицание: «Когда я буду Царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы». Все его учителя говорили мне о выдающихся способностях Цесаревича, о его большом пытливом уме и о трудных вопросах, им задаваемых.

Все восхищались благородством его характера, добротой и

отзывчивостью его сердца. Один из самых близких к нему учителей говорил мне в интимной искренней беседе: «В душе этого ребенка не заложено ни одной скверной или порочной черты; душа его - самая добрая почва для всех добрых семян; если суметь их насадить и взрастить, то Русская земля получит не только прекрасного и умного Государя, но и прекрасного человека».

(Из воспоминаний С.Я. Офросимовой).


«На одной из станции, мимо которой проезжал Царский поезд, возвращавшийся из Ливадии, к Государю подошел с просьбой один из железнодорожных чиновников. Он был обременен слишком большой семьей, и жалованья его не хватало на ее прокормление. Государь ласково выслушал его и сказал: «С этого дня ты будешь получать от меня еще тридцать рублей в месяц».

Маленький Цесаревич, стоявший подле Государя и внимательно слушавший чиновника, положил свою пухленькую ручку на его рукав и сказал: «А от меня будешь получать сорок».

Любимой пищей Цесаревича были «щи и каша и черный хлеб, которые едят все мои солдаты», как он всегда говорил. Ему каждый день приносили пробу щей и каши из солдатской кухни Сводного полка; Цесаревич съедал все и еще облизывал ложку. Сияя от удовольствия, он говорил: «Вот это вкусно, не то, что наш обед».

Иногда, почти ничего не кушая за Царским столом, он тихонько пробирался со своей собакой к зданиям царской кухни и, постучав в стекло окон, просил у поваров ломоть черного хлеба и втихомолку делил его со своей кудрявой любимицей».

(Из воспоминаний С.Я. Офросимовой «Царская Семья»).


«Цесаревич не был гордым ребенком, хотя мысль, что он будущий Царь, наполняла все его существо сознанием своего высшего предназначения.

/.../ Однажды Цесаревич вошел в кабинет Государя, который в это время беседовал с министром. При входе Наследника собеседник Государя не нашел нужным встать, а, лишь приподнявшись со стула, подал

Цесаревичу руку. Наследник, оскорбленный, остановился перед ним и молча заложил руки за спину; этот жест не придавал ему заносчивого вида, а лишь царственную, выжидающую позу.

Министр невольно встал и выпрямился во весь рост перед Цесаревичем. На это Цесаревич ответил вежливым пожатием руки.

Сказав Государю что-то о своей прогулке, он медленно вышел из кабинета. Государь долго глядел ему вслед и, наконец, с грустью и гордостью сказал: «Да. С ним вам не так легко будет справиться, как со мною».

(Из воспоминаний С.Я. Офросимовой «Царская Семья»).


«Цесаревич, русский всей душой, любил русские сказки. ...У Цесаревича было много книг и учителей. Он мог на блестяще изданных страницах прочесть об Иванушке-Дурачке, о Бабе-Яге, о Жар-Птице, о Коньке-Горбунке: он мог бы учителей своих заставить рассказать себе ...об этом сказочном и правдивом царстве, созданном нашим народом, а обратился он к незатейливым рассказчикам, у них захотел он узнать родные сказки.

С большими трудностями и волнениями, при помощи своего дядьки, приводил он вечерами в свою комнату солдат сказочников из Сводного или Конвойного полков....

Солдата приводили, когда Цесаревич уже ложился спать, после того как Государь и Государыня благословят его на тихий, спокойный сон: солдата вводили в его опочивальню и из предосторожности сажали под кровать Цесаревича, так как в спальню могла каждую минуту войти Государыня, чтобы взглянуть тревожным и любящим взглядом на сына....

Целые часы проводил он, свесившись головой с кровати, из-под которой он узнал все русские сказки во всем их богатстве и глубине. Государыня узнала об этих ночных рассказах случайно, войдя в комнату, когда Цесаревич так увлекся приключениями Боны-Королевича, что не слыхал ее тихих шагов, а все дальше и дальше сползал с постели к голове сказочника».

(Из воспоминаний С.Я. Офросимовой «Царская Семья»).


«Я помню, как депутация крестьян одной из центральных губерний России пришла однажды поднести подарки Наследнику Цесаревичу. Трое мужчин, из которых она состояла, по приказу, отданному шепотом боцманом Деревенько, опустились на колени перед Алексеем Николаевичем, чтобы вручить ему свои подношения.

Я заметил смущение ребенка, который багрово покраснел. Как только мы остались одни, я спросил его, приятно ли ему было видеть этих людей перед собою на коленях.

- Ах, нет, но Деревенько говорит, что так полагается!

- Это вздор! Государь сам не любит, чтобы перед ним становились на колени. Зачем вы позволяете Деревенько так поступать?

- Не знаю... я не смею.

Я переговорил тогда с боцманом, и ребенок был в восторге, что его освободили от того, что было для него настоящей неприятностью».

(Пьер Жильяр, «из воспоминаний об императоре Николае II и его семье»).


«Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый, хороший мальчик. Он был умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, веселый и жизнерадостный, несмотря на свое часто тяжелое, болезненное состояние. Он был способный от природы, но был немножко с ленцой.

...Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета. Он не переносил лжи и не потерпел бы ее около себя, если бы взял власть когда-либо. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию.

...Он уже многое понимал, и понимал людей. Но он был замкнут и выдержан. Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле присутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло. В то же время он был бережлив.

Как-то однажды, когда он был болен, ему подали кушанье, общее со всей семьей, которого он не стал есть потому, что не любил этого блюда. Я возмутилась: как это не могут приготовить ребенку отдельного кушанья, когда он болен?! Я что-то такое сказала. Он мне ответил: «Ну, вот еще. Из-за меня одного не надо тратиться».…Я уверена, что при нем был бы порядок».

(Из воспоминаний учительницы Наследника Алексея Николаевича К.М. Битнер).


«Мне впервые пришлось видеть Цесаревича 8 декабря 1910 года шестилетним ребенком в Александровском Царскосельском Дворце. Во время этой аудиенции я благословил Цесаревича святым нательным серебряным крестиком, который по воле Государя надел на него. Этот крестик был мною получен 2З апреля в Иерусалиме, и в нем были вложены частицы св. мощей Иоанна Крестителя и великомученика Георгия Победоносца, а также частица от св. Животворящего Древа Креста Господня.

Без благоговейного чувства не могу вспомнить этот момент, когда приходилось видеть его детский душевный восторг при получении этого священного подарка и как он, милый ребенок, сияющим побежал к своей маме поделиться своей радостью.

Цесаревич этот св. крестик имел всегда при себе до самой своей мученической кончины, в скорби узничества находя в этой великой святыне утешение.

Как мне передавали, Цесаревич попросил маму рассказать ему о жизни св. Иоанна Крестителя и великомученика Георгия, впоследствии особенно почитая их память. Он спрашивал свою маму: «Почему св. Иоанн Креститель, будучи малым ребенком, должен был бежать в пустыню, зачем посажен в темницу и убит?». Царица сказала своему впечатлительному сыну, что как Сам Христос, будучи Творцом Неба и земли, был оклеветан нехорошими людьми, осужден неправедно и распят на кресте, так и тем, кого очень любит, посылает здесь на земле скорби, страдания и смерть, дабы вечно веселиться с Ним на небе в раю, где очень хорошо, несравненно лучше, чем здесь.

Эти слова мамы Алексей Николаевич помнил всегда, а особенно в тяжелые дни своих страданий. Были мною привезены со священного Востока св. иконки в благословение и Великим Княжнам, и они приняли их с благоговейным чувством радостного умиления.

Сколько было у них чистой, святой радости. Они благоговели пред ними, держав детских своих комнатах, лично зажигая пред ними неугасимые лампады, молясь пред ними и ежедневно лобызая их утром и вечером.

Когда мне стало известно, что Великие Княжны высказывали желание тоже иметь при себе, помимо иконок, по частице какой-либо святыни, то я соорудил всем, а также и Алексею Николаевичу небольшие дорожные иконки с изображением Ангела Хранителя и тех святых, имя которых носили, вложивши в каждую иконку по частице св. мощей, дарованных мне Вселенским Патриархом Иоакимом III.

Когда Августейшие Дети получили эти святые иконки, то были рады этому священному подарку, ибо их кристально чистые души жаждали не столько земного, сколько небесного утешения. Видел я на своем веку много религиозно-воспитанных детей всех сословий, но таких, как они, я не видел и вряд ли еще увижу. Это были, по слову народному, «чистые ангелы во плоти».

(Из книги игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик».


«Цесаревич Алексей Николаевич был мальчиком редких дарований. Он более всех детей походил на отца, даже все обычаи и привычки унаследовал от него. Что же касается характера и силы воли, то таковые были им, видимо, унаследованы от матери.

Любимцем был этот ребенок своих родителей, особенно матери, которая любила его безумно. Не было дня, когда бы мать не приласкала сына, не наградив его многими материнскими горячими поцелуями.

Императрица сама его воспитывала и даже преподавала науки жизни, внушая правила любви к Богу и ближним. Царица внушила своему сыну, что пред Богом все равны, и гордиться своим положением не должно, а надо уметь благородно держать себя, не унижая своего положения. По ее мнению, кто за оказываемое добро бывает неблагодарным, тот делает худо, но нам не должно переставать делать добро, ибо в великом сердце мщение держится недолго, как вода на покатости гор.

Свобода заключается, прежде всего, в том, чтобы иметь силу воли не делать никому зла, всех любить, не поддаваться греховному соблазну, творить правду, не нарушать Богом установленные законы и человеческие законоположения, если таковые не будут расходиться с первыми. Так мать вкладывала в юное сердце сына религиозно-благородное чувство, любовь к Богу и людям, давая ему не только телесную, но и душевную красоту, украшенную добросердечием и человеческим достоинством».

(Из книги игумена Серафима (Кузнецова) «Православный царь-мученик).


«Однажды, когда он (Цесаревич Алексей - сост.) играл с Великими Княжнами, ему сообщили, что во Дворец пришли офицеры его подшефного полка и просят разрешения повидаться с Цесаревичем. Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с сестрами, с важным видом заявил: «Девицы, уйдите, у Наследника будет прием».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная Царица»).


«Мы с мужем как-то обедали вместе с Императорской Семьей, и после обеда Его Величество предложил нам подняться вместе с ним в спальню Цесаревича, поскольку Государыня имела обыкновение приходить к сыну, чтобы пожелать ему покойной ночи и послушать его молитвы на сон грядущим. Было трогательно наблюдать ребенка и его мать, слушать немудреные молитвы, но когда Императрица поднялась, чтобы уйти,

внезапно мы оказались в темноте - Наследник выключил электрическую лампу, висевшую у него над кроватью.

- Зачем ты это сделал, Бэби? - спросила Ее Величество.

- Ах, мамочка, мне только тогда светло, когда Ты со мной. А когда ты уходишь, для меня наступает темнота.

Наследник обожал отца, и Государь в «счастливые дни» мечтал о том, чтобы самому заняться воспитанием сына. Он давал уроки Цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались и в нищете и убожестве екатеринбургского заточения.

Но, пожалуй, самым важным уроком, который извлекли Наследник и остальные члены несчастной Семьи, был урок Веры. Именно вера в Бога поддерживала их и давала им силы в ту пору, когда они лишились своих сокровищ, когда друзья покинули их, когда они оказались преданными той самой страной, важнее которой для них не существовало на свете ничего».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная Царица»).


«У Цесаревича было много друзей - всех возрастов и всех сословий, - которые играли с ним. В их числе находились два мальчика - сыновья матроса, служившего ему, двое крестьянских мальчиков, к которым он был очень привязан, и мой Тити, носившийся сломя голову вместе с Наследником, ставя все вверх дном и получая от этого огромное удовольствие.

Наследник Престола был столь же учтив, как и его сестры. Однажды мы с Государыней сидели в ее лиловом будуаре, и вдруг из соседней комнаты послышались возбужденные голоса Цесаревича и Тити.

- Думаю, это они ссорятся, - проговорила Государыня и, подойдя к дверям, прислушалась. Потом со смехом повернулась ко мне. - Вовсе они и не ссорятся, Лили. Алексей настаивает на том, чтобы первым в лиловую комнату вошел Тити, а добрый Тити и слышать об этом не желает!

У Цесаревича были свои чудачества. Самым примечательным из них, мне кажется, была страсть копить разные предметы. Из-за этой страсти к накопительству Государь часто немилосердно поддразнивал сына. Однако при всей своей экономности Алексей Николаевич был поразительно щедрым ребенком.

Во время перебоев с сахаром он сберегал свою порцию, а потом с серьезным видом раздавал ее друзьям. Животных он обожал, и его спаниель Джой, на свое счастье, обрел дом в Англии.

А главным любимцем Наследника в Царском Селе был некрасивый, песочного цвета с белыми пятнами котенок, которого он однажды привез из Царской Ставки. Котенка он назвал Зубровкой и в знак особой привязанности надел на него ошейник с колокольчиком. Зубровка не был особым почитателем Дворцов. Он то и дело дрался с бульдогом Великой Княжны Татьяны Николаевны, которого звали Артипо, и опрокидывал на пол все семейные фотографии в будуаре Ее Величества. Что с ним стало, когда Императорскую Семью увезли в Тобольск, в ссылку, я не знаю.


Животных обожали все Царские дети. Артипо, бульдог Татьяны Николаевны, спал у них в комнате, к досаде Ольги Николаевны, которой он мешал своим храпом.

Любимцем Великой княжны Марии Николаевны был сиамский кот, а за год до революции Анна Вырубова подарила Анастасии Николаевне собачку породы пекинес. Это было крохотное создание.

Любопытно отметить: многие считали Джемми несчастливой собакой, но это было очень милое животное. Ножки у Джемми были настолько короткие, что она не могла ни подниматься, ни спускаться по лестнице.

Великая княжна Анастасия всегда носила ее на руках, и Джемми отвечала собачьей преданностью хозяйке и ее сестрам. Джемми вместе с Царской Семьей отправилась в Тобольск, и с тех пор ее судьба ассоциируется с судьбой ее хозяев. Согласно одному из рассказов, труп собачки был обнаружен вмерзшим в лед в верхней части заброшенной штольни; другой автор утверждает, что Джемми защищала своих друзей в екатеринбургском подвале, смело бросалась на убийц и охраняла потерявшую сознание Великую княжну Татьяну Николаевну, пока их обеих не застрелили.

Говорят, что скелет Джемми обнаружили в кустах и опознали собачку по ее размерам и пулевому отверстию в черепе. Если бы это славное существо могло говорить, то, думаю, призналось бы, что не желает лучшей судьбы, чем погибнуть вместе с милыми ему людьми, некогда одарявшими его любовью и лаской».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная Царица»).


Православный календарь 2010. Царственные страстотерпцы.


© Copyright: tsaarinikolai.com