Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.
(Ин 15:13)
АЛЬБОМЫ АННЫ
АЛЕКСАНДРОВНЫ ТАНЕЕВОЙ
ПОМОГИТЕ ВОССТАНОВИТЬ СВЯТЫЕ ЦАРСКИЕ МЕСТА!
КОНТАКТЫ
НАШИ ДРУЗЬЯ - MEIDÄN YSTÄVÄT
|
|
Николая II было то, что он, при невероятно тяжелых условиях, довел Россию до порога победы «Военная мощь России крепла. Но внутренний враг не унимался. Все более вредной делалась разрушительная деятельность Земгора («Союз земств и городов» - сост.). Ольденбург пишет, что 2 ноября 1916 г. на заседании бюро «Прогрессивного блока» «обсуждалась записка, про которую сначала было заявлено, что она «от армии», но затем выяснилось, что она составлена комитетом Земгора на Юго-Западном фронте. В ней положение армии изображалось в самых мрачных красках. Это вызвало протест А. И. Шингарева, который, как председатель военно-морской комиссии, был более осведомлен о положении вещей. «В 1917 г. - говорил он, - мы достигнем апогея. Это - год крушения Германии... Архангельская дорога перешита, Мурманская кончается осенью. Приходят все паровозы и вагоны из Америки, снабженные патронами, тяжелыми снарядами. Количество бомб измеряется десятками миллионов». Возражая Шингареву, Н. И. Астров сказал: «Объективное изображение - не наше дело». Целью записки было показать, что при этом правительстве все должно пойти прахом. «Общественные организации» в политическом отношении вели упорную борьбу с властью, не особенно стесняясь в средствах». Государь вполне отдавал себе отчет в политической обстановке. Разрушительная работа «Прогрессивного блока» и ряда общественных организаций велась явно. Император Николай II, сумевший совладать со смутой 1905-1907 гг., одолел бы ее и теперь. Но прежде всего он стремился одержать победу над внешним врагом. Создавались 60 новых дивизий. Имелась тяжелая артиллерия особого назначения. За Киевом сосредоточен был сильный резерв Верховного Главнокомандующего. Готовился решительный удар в направлении Краков-Берлин, согласованный с одновременным наступлением союзников на других фронтах. Жильяр передает сказанное ему Государем вскоре после революции о предшествовавшем ей времени: «Еще несколько недель - и победа была бы обеспечена». После этой победы, которой, тревожась, как видно из вышеизложенного, опасались некоторые думцы, Государь справился бы и с внутренним врагом. /.../ В начале декабря 1916 г. Государь поведал Н.А. Маклакову свое решение вызвать с фронта для стоянки в столице и ее окрестностях гвардейские кавалерийские полки, доблестно сражавшиеся с начала войны. Они охраняли бы Царскую Семью и поддерживали, как в первую смуту, порядок в Петрограде. Одновременно из столицы должны были быть выведены запасные части, мало дисциплинированные и могущие подвергаться революционной пропаганде. В середине января 1917 г. Государь поручил исполнявшему обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего генералу В. И. Гурко привести в исполнение эти свои намерения. Ольденбург пишет: «Генерал Гурко, однако, встретил возражения со стороны генерала Хабалова (командующего войсками округа), заявившего, что в казармах совершенно нет места и что запасные батальоны сейчас некуда вывести. Генерал Гурко, не придавая, очевидно, этой мере первостепенного значения, не настоял на ее проведении в жизнь, кавалерию таки не вызвали, ограничились гвардейским флотским экипажем, который было легче разместить. По словам Протопопова (сказанным после революции), Государь был крайне недоволен тем, что гвардейскую кавалерию не привели в Петроград». Отбывая в феврале в Ставку, Государь объявил военным властям, что по возвращении в Царское Село нарочито займется этим делом». (Н.Д. Тальберг, «Светлой памяти возлюбленного Государя»). «...Военную мощь России с тревогой учитывали в неприятельском стане. Начальник штаба верховного командования германской армии генерал Людендорф в своих воспоминаниях так описывает положение Германии в то время: «Россия в особенно широком масштабе занималась новыми формированиями. В своих дивизиях она оставила только по 12 батальонов, в батареях только по шесть орудий и из освобожденных таким образом четвертых батальонов и седьмых и восьмых орудий каждой батареи формировала новые боевые единицы. Эта реорганизация давала ей большой прирост военных сил. Бои 1916 г. выказали и на Восточном фронте очень значительное усиление военного снаряжения, преимущественно увеличение огнестрельных припасов. Россия перевела часть своих заводов в Донецкий бассейн, чрезвычайно подняв при этом их производительность, поставки со стороны Японии все росли. С окончанием Мурманской дороги и других технических усовершенствований Сибирского пути должен был увеличиться подвоз из Японии, Америки, Англии и Франции. Верховному командованию (германскому) приходилось считаться с тем, что подавляющее численное и техническое превосходство неприятеля в 1917 г. будет ощущаться нами еще острее, чем в 1916 г. Оно должно было опасаться чрезвычайно ранних боев на Сомме и на других участках наших фронтов - боев, которых, в конце концов, могли не выдержать даже наши войска. И это тем несомненнее, чем меньше времени дает нам неприятель для отдыха и для подвоза военных материалов. Наше положение чрезвычайно тяжело и выхода из него почти не было. О собственном наступлении нам нечего было и думать, так как все резервы были необходимы для обороны. Надеяться на разложение одной из держав согласия было бесцельно. Наше поражение казалось неминуемым, если бы война затянулась надолго... Ко всему этому наше продовольственное положение было чрезвычайно тяжелым именно для затяжной войны. Тыл наш также тяжко пострадал. С тревогой думали мы не только о наших физических, но и моральных силах, тем более что мы боролись с психикой врага при посредстве блокады и пропаганды. Перспективы на будущее были чрезмерно мрачны». (Эрих Людендорф, Мои воспоминания, Т. 1). Та российская мощь, о которой повествует Людендорф, достигнута была Государем именно тогда, когда он особенно обвинялся болтунами и политиканами в неспособности выиграть войну и в подготовке сепаратного мира! Удачными же исполнителями его велений являлись министры, которые за свою деятельность подвергались травле и поруганию в гостиных, в общественных организациях и в Государственной Думе. /.../ «Самым трудным и самым забытым подвигом Николая II было то, что он, при невероятно тяжелых условиях, довел Россию до порога победы. Его противники не дали ей переступить через порог, - пишет Ольденбург. - Борьба, которую Государю пришлось выдержать в самые последние месяцы своего Царствования, в еще большей мере, чем события в конце японской войны, напоминает слова Посошкова о его державном предшественнике: «Пособников по его желанию немного: он на гору еще и сам десять тянет, а под гору миллионы тянут...». (Н.Д. Тальберг, «Светлой памяти возлюбленного Государя»). «Девять лет понадобилось Петру Великому, чтобы Нарвских побежденных обратить в Полтавских победителей. Последний Верховный главнокомандующий Императорской Армии - Император Николай II- сделал ту же великую работу за полтора года. Но работа его была оценена и врагами, и между Государем и его армией и победой «стала революция», - пишет генерал Н.А. Лохвицкий. И внешние, и внутренние враги Российского государства хорошо понимали, что победа русских войск под личным предводительством их Державного Вождя неизмеримо укрепит Царский престиж и монархический образ правления, а потому им необходимо было скорейшее свержение существующего госу¬дарственного строя. Творцы революции прекрасно сознавали, что с помощью этически дозволенных методов критики царского правительства им не удастся создать в народе необходимое мятежное настроение, и они предприняли против Царской Фамилии и ближайших царских сановников грязный клеветнический поход. В прессе и на общественных собраниях можно было встретить такие резкие выпады против военного и государственного курса, за которые в других воюющих странах, например во Франции или Германии, могли приговорить к расстрелу. Государь был слишком поглощен войной, чтобы уделять внимание грязным сплетням и тратить силы на борьбу с клеветническими выпадами против своей семьи; о скандальных нападках он говорил: «Ни один порядочный человек не может верить всему этому. Злословие такого рода может обернуться только против тех, кто начал его». Однако настойчивая клевета и массовая лживая пропаганда в действительности все же делали свое дело - подрывали авторитет власти, разделяли Царя и его подданных, «расшатывали трон». Несомненно, Государь сознавал существование революционной опасности и не пренебрегал ею, но он не мог и подозревать, сколь широк был фронт внутренних врагов и их заграничных соучастников. В эту войну подрывная работа активно поддерживалась и финансировалась не только внешним врагом - Германией, не только нейтральными странами, правящие круги которых были враждебны Русскому Царству, как, например, США и Швейцария, но и некоторыми союзными государствами, так как для мировых закулисных сил крушение Православного Российского государства было существенно важнее окончания страшной мировой войны. «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была на виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак - флотом. Кроме того - никаких трудных действий больше не требовалось оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами - держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы... В марте Царь был на престоле; Российская Империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна. Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легкомысленные представления. Силу Российской Империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна. В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы - порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывают Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот - поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасших Париж в 1914 г., преодоление мучительного без снарядного отступления, медленное восстановление сил, брусиловские победы, вступление России в кампанию 1917 г., непобедимой, более сильной, чем когда-либо - разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки, ...тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России». (Уинстон Черчилль, «Мировой кризис. 1916-1918.»). «Ни одна революция в Европе и во всем мире не может достигнуть окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство». (Фридрих Энгельс). «Летом 1917 г. в Петрограде и Москве ходили по рукам копии письма кадетского вождя, Милюкова. В этом письме он откровенно признавался, что принял участие, как и почти все члены государственной Думы, в февральском перевороте, несмотря на то, что сознавал опасность предпринимавшегося «эксперимента». «Но, - как цинично признается в письме этот господин, - мы знали, что весной предстояли победы русской армии. В таком случае престиж и обаяние Царя в народе снова сделались бы настолько крепкими и живучими, что все наши усилия расшатать и свалить престол Самодержца были бы тщетны. Вот почему и пришлось прибегнуть к скорейшему революционному взрыву, чтобы предотвратить эту опасность». (Из книги Ф.Винберга «Крестный путь»). «Вспоминается еще одно заседание, но уже тайное, состоявшееся в самом начале 1917 года. На нем собрались разные подготовители революции, игравшие, на горе России, роль «общественных деятелей». Решался вопрос - делать ли революцию. На этом заседании участвовал Бьюкэнен, посол Великобритании! ...будет, кстати, упомянуть здесь о подобном же собрании петроградских присяжных поверенных. Председательствовавший на собрании Н.П. Карабчевский горячо возражал Керенскому на его доводы в пользу революции.... «Такого удара с тыла не выдержит никакой фронт; при первой вести о нем рассыплется в прах, как раз открывая врагy прямую дорогу в те ворота, у которых он пока еще только стоит. /.../ Сейчас революция - гибель России». Керенский: «Поймите же, наконец, что революция может удаться только сейчас, во время войны, когда народ вооружен, и момент может быть упущен навсегда». (Из книги Ф.Винберга «Крестный путь»). Православный календарь 2010. Царственные страстотерпцы. © Copyright www.tsaarinikolai.com |