СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АЛЕКСАНДР ХОТОВИЦКИЙ — ПРОСВЕТИТЕЛЬ, ОРАТОР И ПУБЛИЦИСТ

 

СЕРГЕЙ ПОГРЕБОВ

 

Период, который в истории Финляндии называется «вторым периодом угнетения» (1908—1914 гг.), принес в Хельсинкский православный приход немало разногласий.

В Российской империи преобладало тогда стремление объединить Россию в единое монолитное государство, что сопровождалось политикой русификации: уравнением административной системы и культуры, устранением региональных и национальных привилегий. Воплощением этой тенденции стал памятник, воздвигнутый на территории Успенского собора в 1909 году — мемориальная «Часовня Мира» в честь 100-летия Фридрихсгамского мирного договора, по которому Великое княжество Финляндское вошло в состав Российской империи.

Часовня была возведена высшим управлением «окраины» вопреки возмущению финской общественности, усмотревшей в нем провокацию и покушение на конституционные права Великого княжества. На местном уровне такая политика, несомненно, вела к обострению отношений, и особенно испытали это на себе те прихожане, которые уже не в первом поколении проживали в городе, имели семейные и дружественные связи с коренным населением.

В начале второго десятилетия ХХ века приход состоял из осевших в Гельсингфорсе русских торговцев и предпринимателей, а также из русских, проживавших в городе временно. Первая группа составляла меньшинство, но пользовалась полными правами в управлении приходскими делами.

Представители второй группы — военные, чиновники и служащие, хотя и не имели права голоса на приходских собраниях, но пользовались всеми услугами прихода. В то же время они недостаточно аккуратно платили взносы по содержанию прихода. «Пришлые» не проявляли особого интереса к местным условиям, укладу жизни, и далеко не всегда считались с местными законами и настроениями.

В 1910 году, когда Приходское Попечительство отмечало 40-летие своего существования, его председатель, городской врач Василий Иванович Леонтьев, в своей речи открыто осудил политику, ведущую к обострению отношений между этническими группами и усложнению положения православного русского населения. Эта речь вызвала в прессе оживленную полемику, и в итоге члены Попечительства, один за другим, отреклись от слов Леонтьева, который, потеряв поддержку, был вынужден оставить пост председателя. По поводу выступления Леонтьева Духовная консистория потребовала от членов причта письменного объяснения о своем участии в работе Попечительства.

Настоятелем прихода был в то время уже немолодой, слабый здоровьем протоиерей о. Алексий Косухин (1850—1921). Этот инцидент, несомненно, заставил епархиальное руководство присмотреться к положению в приходе и начать подыскивать преемника о. Алексию.

1 августа 1914 г. о. Алексий Косухин ушел на покой. На его место был назначен протоиерей о. Александр Хотовицкий, имевший, несмотря на сравнительную молодость (42 года), большой пастырский и организаторский опыт: к тому времени 18 лет он прослужил настоятелем Нью-Йоркского кафедрального собора.

Возможно, что первоначально о. Александру было предназначено поступить на служение в Германию, однако этому помешала назревавшая в Европе международная напряженность (нужно заметить, что в самый день его вступления на должность настоятеля началась Первая мировая война). Тем не менее, назначение о. Александра настоятелем Хельсинкского прихода тоже можно рассматривать как обдуманный ход: приход возглавил неустанный труженик, организатор и одаренный проповедник, известный своей верностью Царю, правительству и епархиальному руководству, что, несомненно, соответствовало интересам Имперской политики и способствовало укреплению единства прихода.

Мой незабвенный друг, единомышленник и соратник, Игорь Николаевич Куркимиес в юбилейном издании, посвященном 175-летию Хельсинкского православного прихода, уже представил общую биографию о. Александра Хотовицкого. Но накопленный им большой письменный материал позволяет описать личность о. Александра более подробно. Это я и постараюсь сделать.

Кроме опубликованных биографических материалов и собственного наследия о. Александра, я располагаю воспоминаниями о нем нескольких хельсинкских старожилов.

Среди материалов, собранных Игорем Николаевичем, имеется более десяти фотографий о. Александра.

Первые из них сняты в Америке, один портрет в Хельсинки в 1916 г., а остальные в России, после его возвращения в Москву в 1917 г. На этих снимках видно, как молодецкий задор молодого человека перевоплощается в уверенность интеллигента, от которого веет чем-то «чеховским», а затем, увядая, озаряется непоколебимо пристальным взором седовласого, сгорбленного жизнью старца. Семьей о. Валериана Гречанинова была сохранена и еще одна, нигде до сих пор не публиковавшаяся фотография, на которой о. Александр снят вместе с матушкой.

О. Александр родился в 1872 г. на границе Украины и Белоруссии, в городе Кременце, в семье протоиерея, ректора Волынской духовной семинарии. По окончания духовной семинарии Александр Хотовицкий продолжил образование в Санкт-Петербургской Духовной Академии и окончил ее магистрантом в 1895 г. По собственному желанию его направили в Америку, на должность чтеца с октября 1895 года, а через полгода, 12 февраля 1896 г., он получил назначение на должность настоятеля в Нью- Йорке. Незадолго до этого, 28 января, двадцатитрехлетний Александр вступил в брак с воспитанницей петербургского Павловского института Марией Владимировной Щербухиной. 23 февраля 1896 г. его посвятили в сан диакона, а 25 февраля — во иерея. Оба посвящения совершил в Сан-Франциско Преосвященный Николай, епископ Аляскинский и Алеутский.

Произнесенное Владыкой слово молодому пастырю выразительно описывает черты личности о. Александра: «Несмотря на твою сравнительную юность, я остановил однако же свое внимание на тебе именно, а не на другом ком, — и это потому, что нахожу в тебе задатки всего того, что потребно для этого служения. Твоя особенная порядочность и благовоспитанность, — твой благородный идеализм, — твоя религиозность — сразу расположили меня к тебе и заставили меня выделить тебя из ряда других молодых людей, которые бывали с тобою у меня в Петербурге… Я увидел, что ты имеешь ту искру Божию, которая всякое служение делает воистину делом Божиим и без которой всякое звание превращается в бездушное и мертвящее ремесло… Первый твой опыт в проповедничестве мог убедить тебя, что значит это воодушевление: ты сам видел, как собирались около тебя люди, чтобы послушать тебя, и с каким напряженным вниманием выстаивали они не один час во время твоих бесед… Почему же эти люди шли слушать тебя, а не шли к другим проповедникам?..

Ясно почему: та искра Божия, которая горит в тебе, подобно магниту влечет к тебе сердца этих людей…».

Десять лет служения настоятелем в Нью-Йорке были успешны; молодой пастырь во всех отношениях оправдал возложенные на него ожидания.

Возросла численность прихожан, в городе возвели соборный храм, к постройке которого о. Александр сам приложил немалые усилия. При приходе было организовано возглавляемое им общество взаимопомощи, а в соседних городах стали возникать новые общины. С 1905 го года Нью-Йоркский собор стал кафедральным. Это требовало и новых подходов к управлению приходской жизнью. О. Александр занялся изданием приходского журнала. Все эти начинания задумывались, инициировались и претворялись в жизнь самим о. Александром. Его новый начальник, архиепископ Тихон, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси, поддерживал начинания о. Александра и ценил его труд.

В день десятилетия своего служения о. Александр был удостоен звания протоиерея. Его чествовали похвальными речами, освещающими его личность и труд и свидетельствующими о всеобщем уважении к нему. От прихожан ему преподнесли небольшую позолоченную икону-складень «Воскресение Христово». Однако самым наглядным образом его мышление и подвиг отражаются в его собственных словах, в ответной речи на многие сердечные поздравления и приветствия: «Благодарение Господу! Когда вы сплетали такой роскошный венец недостойному мне, когда вы вплетали в него один за другим роскошные цветы похвалы, не упоявающее и опьяняющее благоухание их наполнило мою душу, но с особою силой почувствовал я уколы шипов, которые вы так бережно удалили прочь из венца, но чувствительность к коим, к великому для меня счастью, сохранила моя совесть, ее собственный строжайший суд… Вы меня награждали добродетелью милосердия, а я рядом слышал и другой, совершенно отличный голос: «а сколько человек ушло из двора твоего с горьким чувством, с великою болью; скольких ты не напитал, не напоил, не одел, не посетил?!». Когда вы являли меня образцом добросовестного работника, — для меня невыносимым ставало воспоминание о множестве праздных, ушедших и — увы! – уже невозратимых часов, праздных дел, праздных мечтаний в течение минувших десяти лет… Ваша любовь ставила меня на высокий светильник, — но, Боже мой, сколько копоти, сколько мрака, вместо чистого, согревающего и озаряющего света, изошло за минувшие годы от моего недостойного существа!..

А там впереди, предносилась мне еще и страшная, ужасающая картина последнего суда над всяким сознательным бытием… Предносилось, как в числе других предстану пред всевидящее, не милостивое только, а и правосудное око Господа и я со всеми своими безмерными немощами и студными грехами, и — что тогда скажу? Хватаясь как утопающий за соломинку, начну вспоминать, что ведь ценили же меня на земле друзья мои, что не хуже, значит, я многих других, что и у меня было кое-что доброе сделано… Но не услышу ли я в ответ на эти судорожные движения оправдывающего себя моего сердца голос правдивый: «чадо, помяни, яко благая твоя восприял ты уже в животе твоем», — то есть «за то ничтожное, маленькое доброе, с чем не рассталась при жизни душа твоя, ты при жизни уже получил и награду… А как же судить тебя здесь?».

<…> Невольно мысль моя обращается к ныне чтенному св. евангельскому повествованию… Христос учил в доме. Все было вокруг Него заполнено народом <…> Но вот вдали показались носилки. Расслабленного несли его друзья <…>. И он был исцелен. Спаситель не спросил его, глубоко ли он верит. В эту минуту Он видел ИХ, слышал движения ИХ сердца, и воздал за ИХ чувства… ВЫ в эту минуту такие же друзья мне расслабленному. Ваша любовь и чувства дружеские подняли и вознесли меня высоко. Желания и побуждения ВАШИ благородны, искренни. Пусть же по вере ВАШЕЙ, по движению сердца ВАШЕГО Господь соделает меня достойным <…> По вере ВАШЕЙ, пусть он воздвигнет меня расслабленного, от недуга — праздности, уныния, любоначалия, самолюбия, своекорыстия, невнимания к долгу, и отпустит мои грехи!… <…> Потому и заключу свое благодарное слово усердною просьбой: помолимся все вместе, — пусть Господь, по молитве каждого из нас, спасет всех, и да дарует каждому из нас, по молитве всех, силы и бодрость честно и добросовестно проходить свой жизненный путь и невозбранно достичь Царствия Божия на небесах».

В 1908 г. Архиепископ Тихон удостоил о. Александра права ношения золотого наперсного креста, украшенного подаренными прихожанами самоцветами.

Очевидно, этот крест и виден на фотографии, снятой в Хельсинки Александром Завъяловым в 1916 г.

Из Нью-Йорка о. Александр, назначенный на настоятельство в Хельсинки, выехал в феврале 1914 года. Прощаясь с приходом, он произнес следующие слова: «Прощай, родная мать моя, святая Американская Церковь, Православная американская Русь. До земли склоняется пред тобою сыновним поклоном вечно благодарный тебе сын твой. Ты меня родила духовно, ты взрастала меня, от недр твоих ты силой своей вдохновила меня.

Исповедничеством насадителей твоих облистанная, апостольством проповедников твоих озаренная, ревностью верных чад твоих облагоуханная, — величайшее счастье дала ты мне, — быть сыном твоим!».

За те 18 лет, которые о. Александр провел в Америке, ему не раз приходилось вставать на защиту Православной Церкви во внешних конфликтах и примирять внутренние нестроения. В опубликованном благодарственном письме прихода в Сан-Луисе священник А. Вячеславов пишет, обращаясь к о. Александру: «Как храбрый и неустрашимый воин Полководец Вы 18 лет высоко держали знамя Православия и ни разу не склонили его перед врагом. Бесчисленное множество одержали Вы побед здесь в Америке, а сами побеждены никогда не были, как бы сильны и безчисленны враги Ваши ни были. На Вас мы младшие собратья во Христе, счастливые Ваши современники, устремляли взоры в минуты жизни трудные. Вами гордились и Вас брали себе за идеал в своей жизни… Требуется ли защита в суде прав нашей Церкви Православной и чад ее от врагов и опять Вы отец протоиерей высоко подносите авторитет Русской Православной Церкви в то время как противники Ваши выставляют себя и свои Церкви на посмеяние и уничижение.

Самые известные лоера (Lawyer (англ.) – адвокат; юрист) американские не могли противостоять Вам в красноречии и мудрости. Множество раз Вы выступали в суде и всегда выигрывали. Некоторые Ваши слова, ставившие в тупик адвокатские знаменитости, облетали все газеты, начиная с провинциальных и кончая самыми большими.

…Будем гордиться, что из Руси Американской вышел новый Апостол Златоуст проповедник, которому нет равного во всей Руси Православной».

С началом Первой мировой войны в Хельсинкском православном приходе появились новые нужды. Возросло количество временно проживающих в городе русских граждан, появились военные лазареты для раненых с фронта. С уходом на фронт военных многие семьи потеряли своих кормильцев, появился спрос на различные социальные услуги: требовались ясли, детские сады и интернаты. Военная обстановка требовала поддержки и морального укрепления внутреннего фронта. Для этого создавались русские общества трезвости; общество русских преподавателей, стал работать филиал Русского Красного Креста, расширялась деятельность Приходского Попечительства и Русского Благотворительного Общества в Финляндии, увеличилось количество регулярных богослужений и треб.

О. Александр начал в приходе работу так называемых воскресных школ, проводимых по воскресениям, во второй половине дня, в помещении Табуновской школы. На эти встречи приходили десятки матерей с детьми.

Купец В. Шохин подарил для воскресной школы «волшебный фонарь» и более десятка тематических серий красочных картинок, выполненных на стекле в размере 10 х 10 см. Серии картинок были посвящены библейской истории, истории Церкви и истории России. Эти диапозитивы сохранились до наших дней в коллекции педагогического инвентаря Espoonlahden lukio, в Эспоо.

Финская школа, арендовавшая позднее помещение Табуновской приходской школы, приобрела весь педагогический инвентарь прежних русских школ, включая и эти диапозитивы.

В начале 1990-х годов я успел побеседовать об о. Александре с несколькими старыми прихожанами. Петр Иванович Столбов (р. 1901) рассказывал мне, что он мальчиком прислуживал в алтаре у о. Александра, и служить часто ездили за пределы города, где были расположены воинские части и лазареты. Он вспоминал о. Александра как хорошего, откровенного проповедника, которого все охотно слушали. София Николаевна Павлова (ур. Мельникова, р. 1903) вспоминала, что у о. Александра был особенный дар проповедника, которого готовы были слушать и взрослые, и дети, так он умел завладеть вниманием всех присутствующих: «Хороший человек, хороший проповедник… совсем как- святой!» Это было сказано в начале 1993 года. Особенно ей припомнились его жесты и украинский акцент. Часто после богослужения народ, взрослые и.

дети, оставался в церкви продолжать беседу с о. Александром, да и исповедников у него всегда было много. Сестра С. Н. Павловой, Людмила Николаевна Шелихова (ур. Мельникова, р. 1908) вспоминала, что она семилетней девочкой исповедовалась у о. Александра и часто ходила с матерью на встречи миссионерских курсов и в воскресную школу, где было много детей. Екатерина Мюрэн в интервью, данном приходскому журналу, сказала, что о. Александр был харизматической личностью и всегда говорил с проникновением.

По соседству с Хотовицкими в приходском доме жила семья диакона, о.

Валериана Гречанинова. Его старшая дочь, Маргарита Валериановна Гречанинова (р. 1909) рассказывала, что ее иногда приглашали играть, когда у Хотовицких гостили питерские родственники с детьми (своих детей у Хотовицких не было). Матушка Мария бывала часто у Гречаниновых на рукодельных вечерах, которые в то время устраивались в пользу фронта, а во время восстания даже жила у них. О проповедях о. Александра Маргарита Валериановна вспоминала, что часто они были оригинальными, а голос у него был сильным и говорил он подвижно. Об отъезде Хотовицких из Хельсинки М.

В. Гречанинова отозвалась словами: «Тихон сманил!» — здесь, наверное, отразилось чувство всеобщего огорчения, вызванного в приходе отъездом Хотовицких.

В семье Гречаниновых хранились как память об о. Александре: полный комплект Гельсингфорсского Приходского Листка, американская визитная карточка и упомянутая фотография Хотовицких. О. Валериан сам был хорошим рассказчиком, и, наверное, нередко в кругу друзей и сослуживцев вспоминал бывшего настоятеля. Вероятно, зная это, епископ Ладожский Марк (Шавыкин) в пасхальном поздравлении о. Валериану из Нью-Йорка в 1960-х годах на почтовой карточке с фотографией интерьера Никольского собора приписывает: «этот собор строил отец Александр Хотовицкий».

У о. Александра был несомненный литературный талант, его рассказы и стихотворения печатались в русских духовно-просветительных журналах, например «Русский паломник» и некоторые другие. С первых же месяцев своего пребывания в Хельсинки о. Александр «по-американски» начинает издавать приходской журнал, Гельсингфорсский Приходской Листок. Этот журнал дает хорошее представление о положении в приходе, о влиянии военных событий на быт мирного населения и о постепенной деморализации общества. О. Александр сам редактирует журнал, он же автор многих статей, рассказов, стихотворений. В своих проповедях и очерках он выступает как верный Царю и Отечеству патриот и поборник русского духа. Но, тем не менее, он опытным глазом, очень подробно, рассматривает состояние прихода, анализируя его потребности и перспективы развития, и критикует нежелательные явления в приходской жизни.

Страницы этого журнала наглядно демонстрируют, как происходит постепенное разложение русского общества. В его первых номерах преобладает высокопарность: многословно описываются приезды Императора или архиепископа, церковные торжества. Обращает на себя внимание и множество реклам русских предпринимателей, и внешний вид издания, можно сказать, роскошный. Все это свидетельствует об относительном благополучии условий жизни первого года войны. Но увядание происходит на глазах: тон журнала становится тревожным, и к концу 1916 года он становится тоньше, отпадает реклама, а в тексте появляются даже зияющие пробелы — это сработали ножницы военной цензуры.

Последний номер Листка в несколько страниц отпечатан на пожелтевшей, хрупкой бумаге. Он вышел через восемь месяцев после выпуска предыдущего номера, в апреле 1917 г., вскоре после отречения Императора от престола.

Должно быть, этот период жизни о. Александра был очень трудным, и он не мог пройти для него без переживаний, размышлений и сомнений.

Свидетельствует об этом, в частности, содержание последнего Листка (от 12 апреля 1917): статья «Правильно ли?» и аллегория «Пусть идет!» В августе 1917 года о. Александр был послан от Финляндской епархии в Москву на Поместный Собор Русской Православной Церкви. О. Александр, посланный на Собор первым представителем духовенства Финляндской епархии, принял активное участие в работе Собора. Вторым представителем был избран о.

Валериан Гречанинов; но он, очевидно, на Соборе не присутствовал. О.

Александр одним из первых предложил немедленно восстановить в России патриаршество; он же требовал обновления богослужебного языка.

Митрополит Московский и Коломенский Тихон, бывший архиепископ Алеутский и Североамериканский, нуждался в помощи знакомого и верного работника. Указом от 15 сентября 1917 г. о. Александр был назначен на должность ключаря Храма Христа Спасителя в Москве, т. е. блюстителем ризницы и экономом, на ответственности которого лежало все хозяйство храма.

В Хельсинки память об о. Александре, как видно из рассказов старожилов, сохранялась долго. После отъезда о. Александра в Москву в 1917 году приходское попечительство устроило сбор, на средства которого был учрежден «Фонд протоиерея А. А. Хотовицкого». Общее собрание членов попечительства 30 ноября 1927 г. постановило выдавать из средств фонда пособия на обучение детей русских родителей.

В письменных источниках неоднократно упоминается, что во времена репрессий 1920-х годов о. Александр был одним из близких помощников Патриарха Тихона. Ответственный за хозяйство Храма Христа Спасителя, он руководил братством храма, которое самоотверженно старалось спасти и сохранить в порядке громадное здание, в то время, когда новая государственная власть всеми силами усложняла положение Церкви и содержание церквей.

В 1920 и 1921 годах о. Александр был несколько раз арестован на короткие сроки из-за обвинений то в преподавании Закона Божия малолетним, то в участии в заговоре высшего духовенства против народной власти. В 1922 году его осудили на 10 лет тюремного заключения за участие в сокрытии конфискованного церковного инвентаря, но уже через год он был освобожден.

Это был кратковременный период оттепели в отношениях Церкви и государства: После освобождения о. Александр был назначен настоятелем Успенского собора в Кремле, но служить там ему не пришлось: собор был конфискован и закрыт. В 1924 году о. Александра «как враждебно настроенный элемент» сослали на три года в Сибирь, в Ангарский край. Это было предупредительным мероприятием.

По словам биографов о. Александра, эта ссылка подорвала его здоровье. За последние годы жизни его помнят седым, сгорбленным старцем, хотя по возвращении из ссылки в 1928 году ему было лишь 56 лет. В последующие годы он стал близким помощником Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского), в прошлом архиепископа Финляндского и Выборгского и своего непосредственного начальника. В 1930-е годы о.

Александр составил рукопись книги «О Молитве Иисусовой» (по материалам, опубликованным в Интернете в 1990-е гг., друзья сохранили эту рукопись, и книга готовилась к изданию). По возвращении из ссылки о. Александр служил в Москве, в церкви Положения Ризы Господней на Донской улице.

Некоторым хельсинкским прихожанам удалось в 1920-е годы увидеться с о.

Александром. Семья Мельниковых после отделения Финляндии от России эвакуировалась в Россию, но после двух-трех лет скитаний в 1922 году возвратилась в Финляндию. По рассказу С. Н. Павловой, они, будучи проездом в Москве, виделись с о. Александром в церкви, после службы. Дочери протоиерея Митрофана Лисовского, Ольга и Вера, после смерти отца ездили с матерью в 1928 году гостить к родственникам. В Москве они виделись с о.

Александром, который «служил в какой-то небольшой церкви за Крымским мостом». По сведениям информантов, он открыто выступал против коммунизма и атеизма.

В 1937 году о. Александра арестовали в последний раз. О допросах, суде и приговоре никаких письменных сведений до сих пор не найдено.

Предполагается, что он, подобно многим другим, был расстрелян около Москвы, на месте массовых расстрелов, замаскированном как стадион для спортивной стрельбы.

Архиерейский собор Русской Православной Церкви, проходивший с 29 ноября по 2 декабря 1994 г., причислил протопресвитера Александра Хотовицкого к лику новомучеников Российских. День его памяти Финской Православной Церковью отмечается 4 декабря (по новому стилю); Русской Православной Церковью — 7 (ст. стиль) /20 августа.

 

Стихи, опубликованные в «Гельсингфорсском Приходском Листке» в 1915— 1917 гг.

 

(Подборка подготовлена Н.И. Рисаком)

 

 

В ночь Нового Года

 

Уж скоро полночь… И волненье,

И страх царит в душе моей…

Один лишь миг, и Провиденье

Введет меня в круг новых дней.

Одна лишь грань, и в новолетье

Шагну я робкою стопой,

Мне жутко… Не могу глядеть я

За ходом стрелки часовой…

Сейчас последний миг промчится…

Что предстоит нам впереди?..

И в даль прозреть мой ум стремится,

И что-то шепчет: не гляди…

Найдем ли счастье или муку,

И горе-ль в Новый Год найдем, —

Мы под Твою смирились руку:

Ты, Боже, нашим будь Вождем!

 

Новогодние думы

I

Новый год! Новый год…

Тучу ль новых забот,

Море ль слез и невзгод

Обещаешь?

Или счастья поток

И забвенье тревог

Ты на Руси порог

Привлекаешь?

Светом бодрой мечты

Озари всех нас ты,

Тьму беды, нищеты

Разгоняя.

Ты зажги, разбуди

Бодрость в русской груди,

Счастьем путь впереди

Озаряя.

II

Ты уврачуешь ли грусть безысходную,

Реки осушишь ли слез?

Душу введешь ли ты — душу народную

В радостей царство и грез?

Или увижу печали все те же я,

Иль не расстанусь с тоской?

Боже, победу нам дай, безмятежие,

Родине мир и покой!

Но ведь недолго ты будешь загадкою,

Скоро «двенадцать» пробьет…

Прочь все тревоги! Надеждою сладкою

Встречу тебя, Новый год!

 

На рубеже

 

Нет, не с бокалами в руке,

Средь шумных тостов, смеха взрывов,

Не в ресторане-кабаке,

В чаду двусмысленных мотивов,

Нет… В храме, множеством огней,

Как небо в звездах освященном,

Мольбами верных насыщенном,

Иль в скромной горнице своей, —

Тебя я встречу, Новый Год…

Паду пред Господом в смиреньи,

И буду ждать Его щедрот,

Просить Его благословенья…

 

Праздничный звон

(Из моего дневника)

 

Праздник!.. Праздник!.. Колокольный

Звучно льется звон.

И спешит люд богомольный

В храм со всех сторон.

И богатый и убогий,

Все, и стар, и млад,

Дар души Младенцу-Богу

Принести спешат.

В небесах святые лики…

Звездочка в выси…

Рождество… Святой великий

Праздник на Руси!

Полон радостью святою,

И в чужом краю,

За твоей иду звездою,

О тебе пою…

 

Письмо воина на родину

с поля сражения

 

Привет вам с праздником Христовым, —

Горячий, искренний привет, —

Привет, родные, с Годом Новым, —

Храни вас Бог на много лет!

Хотя не суждено судьбою

Нам вместе встретить Новый Год,

— Везде с молитвою одною

Его встречает наш народ:

Да будет годом он победы,

Да будет враг наш поражен,

Да будет мир! Да сгинут беды!

Да возвестит нам радость он!..

О, русской доблести немало

Ты знаешь, русская земля!

Чья кровь обильно поливала

Твои и реки, и поля:

За Русь, за Родину Святую,

За честь твою, — родной земли —

В годину боя роковую

Твои герои полегли.

Да, были ужасы, и много…

Не раз в бою молились Богу

Усердно, крепко, горячо…

Порой в окопах по плечо

В воде, засыпаны землею.

Всегда, везде готовы к бою…

Порою ранен наш герой, —

Из раны кровь ручьем струится, —

Не хочет он покинуть строй

Все вновь разить врага стремиться…

Для вас, друзья мои родные,

Своею милостию нас

Господь от вражьей пули спас

В минуты грозные, лихие.

Но чуть призыв — и снова рад

Идти вперед наш воин-брат, —

И не снести его «Ура»

Тебе, коварный немчура!..

Мы помним вас… В часы сраженья

Нам, в наших мысленных очах,

Сияет церковка в лучах

Свечей и риз в родном селеньи…

Под пули свист, под взрыв шрапнели,

Душой мы к вам, друзья, летели,

И сердцем обнимали вас

В опасный, смертный боя час…

Нет, не угаснет веры пламя

В солдатской доблестной груди!

Вперед, святая рать, иди

И воздвигай победы знамя!

 

Матушка-Русь

(Гимн Родине)

 

Земля родная, славная,

Святая, православная,

К тебе душой стремлюсь.

Широкими просторами,

Долинами и горами,

Степями необъятными,

Лугами ароматными,

Раскинулась ты, Русь.

Реками перевитая,

Как в ленты в них завитая,

Серебряной парчой

Как саваном прикрытая,—

Парчою белоснежною,

Как мантией безбрежною,

Покрыта ты зимой.

***

Но грянут громы вешние,

И жаворонки нежные

Чуть в небе воспарят.

Ты как цветок нарядная,

И свежесть благодатная —

Весенний твой наряд.

У Руси нашей матушки,

Как у красы касатушки,

Не счесть нарядов тех.

Она — что день — с обновою:

То с травушкой шелковою —

Зелененький побег, —

С фиалками душистыми,

То с ландышами чистыми

Как жемчуга, как снег…

***

По осени, лучистые,

Как солнце — золотистые,

Цвета — ее убор.

Сверкает переливами,

Что радуги отливами

Затейливый узор.

Лозою виноградной,

Приятной, ароматною

Запенилась земля,

И принесли богатые,

Людским трудом пожатые,

Свои дары поля.

***

Что в Русь природой вложено,

Трудом что приумножено,

Во век не счесть добра,

С камнями-минералами,

С бесценными металлами,

И злата и сребра.

Но всех сокровищ ценнее,

Прекрасней, драгоценнее,

Твоя, о Русь, душа!

Как звездочка небесная,

Лучистая, чудесная,

Душой ты хороша!

Тебя премилосердную,

Молитвою усердною,

Россия, наша мать,

К врагам великодушную

В печалях простодушную,

Нам словом не обнять.

К чужой беде участлива,

Чужой удачей счастлива,—

Нет зависти в тебе.

Молитвы и смирения,

Без ропота — терпения

Взяла ты крест себе.

За то тебя, родимая,

За то тебя, любимая,

Всегда зовут «святой».

Прими, Господь, моление,

Пошли благословение

Моей стране родной!